Академик Лео Бокерия: «Мы должны стать самой устойчивой страной с самым здоровым образом жизни — для этого у нас есть всё» №7(118), 2022 год

— Первый вопрос мне хотелось бы задать вам как главному внештатному специалисту сердечно-сосудистому хирургу Минздрава России: за последние два года в стране увеличилась смертность от кардиологических заболеваний, в частности от ИБС. Как вы считаете, связано ли это только с пандемией или есть другие причины?

— Думаю, основная причина в том, что мы стали жить дольше. Тем не менее я не стал бы исключать ни один из факторов, в том числе и отрицательную роль COVID-19. Хотя мы с вами были свидетелями, как с марта 2020 года силами Министерства обороны РФ под руководством С.К. Шойгу профильные госпитали возводились поразительно быстро. Надо отметить, что и российская система здравоохранения в этот период оказалась весьма мобильной. К примеру, корпус нашего Центра на Ленинском проспекте (его строил сам Бакулев) в кратчайшие сроки был переоборудован для работы с ковидными пациентами. Как выяснилось, и наш персонал оказался к подобным вызовам подготовлен ничуть не хуже, чем в городских больницах, где с инфекциями сталкиваются чаще. Эти годы стали временем принятия многих нестандартных решений.

— Национальный медицинский исследовательский центр сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н. Бакулева — самая большая в мире клиника по количеству операций. Многие из них разработаны врачами центра в тесном контакте с медициной всего мира. Расскажите, пожалуйста, об этом.

— Да, несколько лет подряд мы были самой большой клиникой по объёму таких операций. А сегодня мы делаем более 5000 самых сложных вмешательств в год на остановленном сердце.

При этом надо хорошо понимать, что тактика таких операций не может быть особенностью только одного центра кардиохирургии. Всегда необходимо перенимать опыт той клиники, у которой самые лучшие результаты. Поэтому я часто вспоминаю то время, когда у нас были многосторонние контакты с врачами США, Франции, Германии, Италии, Польши. Это позволяло присутствовать на операциях в самых разных клиниках мира.

Приведу один из примеров советско-американского сотрудничества. На проходившем много лет назад в Москве симпозиуме присутствовал один из мировых основоположников сердечно-сосудистой хирургии Джон Кирклин. В процессе обсуждения темы больших дефектов межжелудочковой перегородки мой учитель, хирург с мировым именем В.И. Бураковский спросил, почему при операции данного врождённого порока сердца у детей первого года жизни в его клинике смертность всего 2 % (в нашей стране на то время — 8 %)? Кирклин предложил обменяться протоколами своих операций. В его протоколах было по 18–20 пунктов пошагово: как сделать кожный разрез в зависимости от доступа, как выделить тот или иной сосуд и т.д. Наши хирурги использовали индивидуальные подходы. Мы стали применять алгоритм предложенных протоколов, и результаты серьёзно улучшились.

Ещё пример, который мне довелось когда-то наблюдать. В клинике США готовились к операции по пересадке сердца, донорский орган надо было перевезти в Нью-Йорк с другого побережья. Сердце поместили в лёд после остановки специальным кардиоплегическим раствором; далее: доставка до самолёта, 3–4 часа в воздухе и дорога от самолёта до больницы — всего около 5 часов. Такое сердце потом работает десятки лет. Подобный высокий уровень защиты теперь повсеместно применяется и в ведущих российских медицинских центрах.

Было, вероятно, и американцам чему у нас поучиться, если они очень активно сотрудничали. Речь идёт о применении гипербарической оксигенации (операции в барооперационной). Представьте «синюшного» ребёнка в баро­операционной, где он дышит кислородом под давлением до 3,0 абсолютной атмосферы, — в результате у него парциальное давление кислорода в крови нормализуется, и операция проходит, как у пациентов с нормальными показателями газообмена.

Идея, положенная в основу моей докторской диссертации, в то время была новым подходом в лечении критических состояний. Приглашали оперировать в Италию, Польшу и другие страны.

Сейчас же информационное обеспечение дошло уже до такого уровня, что больших секретов практически не существует.

— Центр имени Бакулева явился пионером в области разработки и внедрения операций на сердце у новорождённых и грудных детей. На вашем опыте такие отделения созданы во многих российских клиниках.

— Существуют так называемые критические врождённые пороки сердца, когда 30 % маленьких пациентов, если их не прооперировать своевременно, могут умереть в возрасте до года. Сегодня в стране объём таких операций на открытом сердце у детей продолжает расти. И произошло это не только благодаря открытию новых федеральных центров сердечно-сосудистой хирургии, но и потому, что безопасность операций стала очень высокой, а также в резком улучшении качества жизни после операций. Возьмём самый простой порок сердца. У новорождённых в течение нескольких дней после появления на свет должен закрыться Боталлов проток — сообщение между аортой и лёгочной артерией. Когда этого по каким-либо причинам не происходит, давление у ребёнка в аорте измеряется на уровне 100–110 мм ртутного столба, а в лёгочной артерии должно быть 15–25 мм. Поскольку между ними есть сообщение, давление сравнивается, и лёгкие не могут нормально функционировать.

Поэтому мы в своё время открыли здесь специальное отделение лёгочной гипертензии. Его возглавляет известный врач, профессор С.В. Горбачевский. Операция по закрытию протока несложная: надо лишь сделать маленький разрез и перевязать проток. И, несмотря на то, что для каждой семьи такое заболевание новорождённого — целая трагедия, если вовремя обратиться к врачу, всё будет в порядке.

— Известно, что вы не боитесь оперировать и пожилых пациентов.

— Сегодня возможный возраст проведения хирургических вмешательств отодвигается всё дальше, а ведь когда-то не превышал и 50 лет. К примеру, не так давно я успешно оперировал жительницу Северного Кавказа, которой было на тот момент 92 года. После выписки я поинтересовался, как она себя чувствует. Внуки прислали фото: оказалось, что женщина до сих пор возится с грядками.

— Вы сами в 2019-м отметили 80-летие, тем не менее проводите по многу операций в день. Как вам удаётся совмещать это с административной деятельностью?

— Да, делаю по 4–5 операций в день. До пандемии было и по 7. Просто в своё время мне удалось оптимизировать проведение у нас хирургических вмешательств.

Приехав однажды по обмену к Роберту Уоллесу — в то время шефу одной из самых известных в США клиники имени братьев Мейо в штате Миннесота, — я узнал, что его хирургический день начинается в 5 утра. И объясняется это тем, что работа операционной и обслуживающего персонала стоит дорого.

Когда на следующий день я пришёл в это время в его клинику, там уже было несколько врачей-резидентов (это уровень наших ординаторов). Эти «домашние ребята» (по-местному «хаус гайс») специально ночуют в больнице, чтобы уже в 4 утра начать подготовку операционной.

Я понял, что это именно то, что нужно Бакулевскому центру: ведь если все будут приходить, как положено, к девяти часам, больного тебе подадут не раньше одиннадцати. А я как замдиректора по науке уже с восьми утра занимаюсь административной деятельностью, что само по себе достаточно утомительно, поскольку предполагает много контактов самого разного уровня.

Поэтому, переехав сюда, в новый комплекс на Рублёвском шоссе, мы организовали две спальни: мужскую и женскую. С тех самых пор и по сей день доктора и сёстры с самого утра готовят операционную, чтобы ровно в семь тридцать я туда вошёл и начал работать.

— К вам едут пациенты со всей страны?

— Да, конечно. Из Минздрава России мы получаем определённое количество квот. Когда они заканчиваются, надо для приехавшего к нам на лечение больного получить квоту из региона. Но, как вы понимаете, на это мало кто идёт. А из тех, кому квот не хватило, только один человек из ста в состоянии оплатить операцию самостоятельно.

— При увеличении квот вы могли бы проводить больше операций?

— Да, как минимум, вдвое больше. У нас для этого есть всё: оперблок, отличные реанимационные, лучшие доктора: кардиохирурги, реаниматологи, анестезиологи, диагносты. И, конечно же, такой центр, как НЦССХ им. А.Н. Бакулева, может делать до десяти тысяч операций в год, вместо тех четырёх с половиной тысяч, которые мы делаем сегодня. Но, к сожалению, выделяемых денег не хватает по весьма банальной причине: наша работа зависит от наличия одноразовых принадлежностей. К примеру, во время операции за больного дышит аппарат, который называется оксигенатор. Через эти «искусственные лёгкие» проходит кровь. Туда же подаётся кислород и смешивается с кровью. Большинство больных мы экстубируем на первые сутки, но есть тяжёлые пациенты, которые несколько дней находятся на ИВЛ, то есть искусственной вентиляции лёгких, — это значит, что и здесь нужны соответствующие расходные материалы и лекарства.

— А есть ли смысл строить специализированные кардиоцентры в регионах?

— Разумеется, есть. Создание федеральных центров сердечно-сосудистой хирургии — это замечательная идея руководства нашей страны. Я выезжал в такие центры в отдалённых регионах и оперировал рядом с прекрасно подготовленными специалистами. Сегодня они делают, по крайней мере, половину сложных операций.

Однако надо учесть, что для работы в хорошем федеральном медицинском центре нужен специалист, который всё умеет, но при этом продолжает читать новейшую литературу по своему профилю, продолжает обучать других.

Как главный внештатный специалист сердечно-сосудистый хирург Минздрава России я рад, что такие центры у нас строятся.

— Вы считаете, развитие должно идти в двух направлениях: увеличение квот и создание сети федеральных центров кардиохирургии в регионах?

— Нужен план-прогноз. Я считаю, что прежде всего надо выяснить возможности уже существующих центров, чтобы посчитать, сколько потребуется ещё. Ведь в некоторых из них проводится не более 100 операций в год, и этого мало. Поэтому лучше пока заняться укрупнением тех центров, где есть специалисты высокого уровня, где накоплен опыт сложных оперативных вмешательств, где люди доверяют врачам.

— Наверное, многие из них приобретали свои навыки и умения здесь, в центре имени Бакулева. Какими качествами должен обладать кардиохирург для работы рядом с вами?

— Вы знаете, всё познаётся в процессе работы. Он точно должен быть очень образованным, крайне заинтересованным в карьере. А медицинская карьера — это кандидатская степень, докторская степень, профессор, это знания, направленные на лучшее лечение пациента. Я убеждён глубочайшим образом: в медицине, особенно в хирургии, крайне важно, чтобы человек интересовался, спрашивал. Когда эти врачи начинают писать кандидатскую диссертацию, а потом, может быть, и докторскую — им цены нет. Именно они являются примером для других.

— Какое значение вы придаёте дистанционным контактам, в частности общению врач — врач?

— У нас систематически проводятся телемедицинские консультации. Надо, чтобы был запрос. А то представьте, например: вы хотите посмотреть один фильм, а вам показывают совсем другой. Очень важно, чтобы руководителями всех медучреждений поддерживалось повышение квалификации таких специалистов-консультантов. У нас сегодня в полном объёме работают аспирантура, ординатура. Есть очень хорошее решение по созданию национальных центров, где имеются институты повышения квалификации. Безусловно, помогают и удалённые лекции в интернете. Я сам выкладываю в интернет свои операции. Может быть, не все, кто будет смотреть, знакомы с конкретным случаем порока сердца. Но в любом случае это поможет молодым врачам приобрести необходимые навыки: как остановить сердце, а потом правильно запустить его; как правильно подключить аппарат искусственного кровообращения или завершить его работу. Таким образом, можно не только изучить проведение операции, но и задать интересующие вопросы.

— Вас, наверное, часто спрашивают, как вы соотносите себя с сегодняшними студентами?

— Они лучше. Потому что им открыт мир во всех смыслах: получение информации, поездки и ознакомление. Для них не существует никакой рутины: полный простор и для идей, и для работы. Впрочем, я считаю, что и сам жил в радостное время. Судите сами. Когда я, мальчишка, у которого в три года скоропостижно скончался отец, приехал в Москву, поступил в Первый медицинский институт, меня заметили и по окончании института оставили в аспирантуре. Оппонентом на защите моей кандидатской диссертации по просьбе моего научного руководителя, ректора, академика В.В. Кованова, был директор Бакулевского института В.И. Бураковский. Он и предложил мне работу в институте. А мы ведь все мечтали попасть в хорошую клинику. Поэтому я с радостью согласился. Он мне сразу дал должность старшего научного сотрудника (в 28 лет!) и возможность открыть лабораторию. Так, по моей аспирантской работе была создана лаборатория гипербарической оксигенации, где мы успешно прооперировали более 250 больных детей. Хотя в то время при подобных операциях была очень большая смертность даже во время наркоза. И в итоге мы получили за это Ленинскую премию.

Поэтому я особо подчёркиваю: за каждой операцией, позволяющей человеку поправиться и жить полноценной жизнью, стоит врач. И этот доктор должен всю жизнь учиться и стараться изо всех сил.

— Вы являетесь вдохновителем и руководителем Общероссийской общественной организации «Лига здоровья наций». Поделитесь рецептом: как прожить до ста лет и сохранить здоровье?

— Сто лет — первый порог, на который цивилизованные страны выйдут в обозримом будущем. И здесь скажу просто: здоровый образ жизни (ЗОЖ) ничем не заменишь. Другое дело, что у разных наций ЗОЖ складывается по-разному. Но главный вред — это курение, алкоголь, сидячий образ жизни. И если вы это понимаете, то выбираете здоровье. А значит — гуляете, общаетесь с друзьями, ходите в кино, театр. Не пьёте и не курите. И при этом всё равно чувствуете себя счастливым.

Сам я курил на протяжении 20 лет, если не больше. Собирались с приятелями, доставали сигареты. А если ещё и рюмочку нальют… Но потом понял: курение — элементарное зло, причём не только для меня, но и для моей семьи.

Лига здоровья нации проводит такие интересные (а главное — полезные!) мероприятия, как «10 тысяч шагов». Помню, меня поразила подмосковная Коломна. Главная площадь города была полна народу. После того как мэр представил меня, я произнёс небольшую речь в пользу ЗОЖ. А затем вице-президент Лиги здоровья нации Н.В. Кононов предложил всем присутствующим совершить пешую прогулку — пройти 10 тысяч шагов. И люди построились и пошли. Они шли так организованно, как будто до этого всю жизнь служили, шли тропой собственного здоровья. Такая же история повторилась и в Сочи.

В последнее время я не отслеживал статистику. Но мне кажется, у нас резко уменьшилось количество пьющих и курящих людей. Правда, очень важно, чтобы и женщины поняли: им вообще нельзя курить, если они хотят родить и воспитать здоровых детей. Кстати, мой любимый учитель Бураковский говорил мне так: пить можно до 6 утра, но в 8 часов (начало операции в те годы) ты должен быть трезвым. Я долго не понимал, как это совместить. Потом дошло: выпивающий человек не может с утра с хорошей головой стоять за операционным столом.

Подводя итог, хочу сказать: в самом скором времени мы должны стать самой устойчивой страной с самым здоровым образом жизни. Для этого у нас есть всё: разные климатические условия, сколько хотите воды, сколько угодно мест для прогулок — масса всего, что пропускают люди, любящие поесть и выпить. Так что давайте делать выводы!