Дмитрий Вьюшков: «Ранняя диагностика онкозаболеваний — важная задача для всей системы здравоохранения» №3(86), 2017 год

— Дмитрий Михайлович, расскажите немного об истории своего учреждения и географии его работы.

— С историей Омского клинического онкологического диспансера, по сути, связана история онкологической службы в нашем регионе в целом, потому что мы — единственное учреждение, которое сегодня отвечает за всю онкологию в Омской области. История его возникновения уходит в 30-е годы прошлого века, когда в Омске были открыты первые онкологические койки. Известно, что в конце Отечественной войны наркомом здравоохранения было подписано постановление об учреждении онкологической службы. Это было в апреле 1945 года, что говорит о многом: война ещё не закончилась, а руководство страны задумывалось не просто о развитии здравоохранения, а о создании онкологической службы. С тех пор стали формироваться онкологические диспансеры по всей стране. Но по Омской области есть официальные данные, что онкологические койки работали уже в 1936 году.

Клинический онкологический диспансер расположен на двух базах — в корпусах на улице Завертяева (открыта в 1988 году) и на Учебной. Объединение произошло в 1990 году, и опыт показал, что это было правильное решение, потому что наиболее эффективно иметь единый центр управления таким учреждением. Кроме того, имеется 62 первичных онкологических кабинета при районных клинических больницах по всей Омской области (32 кабинета) и в городской системе здравоохранения. Также при районных больницах функционируют смотровые кабинеты и более 600 ФАПов в режиме смотрового кабинета работают в удалённых от города населённых пунктах. Это всё тоже часть нашей системы, основное наше звено, на которое мы возлагаем надежды в плане ранней диагностики онкозаболеваний: чем раньше эта служба выявит онкопатологию у пациента, тем успешнее пройдёт его лечение.

— Какие направления онкологической помощи представлены в Омском диспансере?

— Сегодня Клинический онкологический диспансер располагает 600 онкологическими койками круглосуточного стационара, из них 340 коек — хирургического профиля. Это говорит о том, что, несмотря на развитие всех направлений онкологического лечения, хирургия остаётся пока на первом месте. В 2013 году в диспансере открылся новый хирургический корпус на 16 операционных столов, что позволяет оперировать пациентов буквально в день поступления. Теперь у нас задержек операций в связи с загруженностью практически не бывает. Современное высокотехнологичное оборудование операционных позволяет выполнять ряд операций эндоскопическим путём: это операции в отделениях гинекологии, абдоминальной хирургии, в торакальном отделении. Технологически они сложнее традиционных хирургических вмешательств, но дают лучший непосредственный результат: пациенты быстрее поправляются, меньше возникает проблем в послеоперационном периоде. Кроме того, в операционных установлены электрохирургические и ультразвуковые аппараты: операции высокой сложности проходят непосредственно с текущей диагностикой. В этом же корпусе находится отделение реанимации, которое позволяет всем пациентам, нуждающимся в интенсивной терапии, проводить лечение с помощью соответствующего оборудования.

Помимо хирургии, у нас представлены лекарственный (в трёх отделениях диспансера плюс дневной стационар) и лучевой методы лечения (также в трёх отделениях, которые проводят различные виды облучения).

— Лекарственный метод — это химиотерапия?

— Мы уже не называем так лекарственную терапию, поскольку на современном этапе это многокомпонентное лечение. Сегодня это нацеленная терапия, где применяется строго индивидуальный подход к каждому пациенту. Такая терапия требует огромных затрат, но без неё результаты были бы другими. Третий компонент — лучевая терапия. У нас наряду со стандартным оборудованием, в котором применяется кобальт, установлен современный линейный ускоритель — оборудование, не требующее источников повышенной опасности — радиации. Те программы, под которыми он работает, позволяют подводить максимально возможную необходимую энергию к очагу поражения, минимально воздействуя на окружающую ткань. В данном случае радиохирургия отличается от радиотерапии только дозой облучения. И мы уже наработали достаточно большой опыт такого лечения, хотя начали применять эти методики только с 2015 года. Самое главное, что сегодня результаты применения этого метода сравнимы с хирургическим лечением.

— Как в диспансере организована помощь детям?

— Дети — отдельная тема для разговора. У детей в большинстве случаев терапия проводится в круглосуточном стационаре, и результаты их лечения значительно лучше, чем у взрослых. В детском отделении у нас есть палаты интенсивной терапии и отдельный обученный персонал, анестезиологи-реаниматологи, которые работают только с детьми. Основная их задача — поддержание маленьких пациентов в момент лекарственной терапии.

— В диспансере действует собственный диагностический комплекс?

— Лаборатория нашего учреждения оснащена современным оборудованием, укомплектована необходимыми расходными материалами. Иммунные и гистохимические исследования помогают определять, как будут воздействовать на опухоль те или иные препараты. В отличие от многих других медицинских специальностей, у нас основной диагноз ставит патоморфолог. И основная его задача — прижизненная диагностика. Именно от результатов его работы во многом зависит жизнь пациента, правильный выбор лечения. Дело в том, что на сегодняшний день нет, например, такого диагноза, как «саркома»: это огромный набор разных диагнозов, с разным прогнозом и подходом к лечению. Сегодня мы уже начали уходить от самого понятия «рак»: настолько сложным стал механизм диагностической верификации, настолько разные пациенты и индивидуальное течение болезни, что морфолог стал ключевой фигурой в диагностике. Нет морфологии — нет онкологии.

— Кадры диспансера — это в основном выпускники местного вуза?

— Да, Омску посчастливилось иметь собственный медицинский университет, и большинство наших врачей — его выпускники. Как крупное медучреждение мы являемся клинической базой для нескольких кафедр ОмГМУ, в первую очередь профильных, а также по ряду других специализаций.

— Получается, у вас работает целый научный комплекс.

— Без этого современная онкология существовать не может, иначе мы откатываемся на 20–30 лет назад. А наш диспансер старается идти в ногу со временем: мы активно взаимодействуем с федеральными и ведущими региональными научными центрами. Кроме того, у нас налажены контакты с зарубежными клиниками: из Франции, Германии, Англии, некоторых других стран.

— Действительно ли в последнее время опухоли стали выявлять на более ранних стадиях?

— Ранняя диагностика — это важная задача не только наша, но всей системы здравоохранения. Благодаря налаженной в регионе системе мониторинга мы отслеживаем прохождение осмотров на местах, получаем информацию, все ли пациенты с выявленными проблемами прошли дальнейшее обследование. Эти методики не приводят к уменьшению заболевания, напротив: таким образом мы искусственно «увеличили» заболеваемость. Однако это позволяет выявить ранние формы заболевания. В регионе с 2011 года действует программа исследования на рак предстательной железы. Сегодня мы говорим о необходимости скрининга на выявление рака толстой кишки. Это большая программа, которая требует, особенно на старте, больших ресурсов. Но правительство Омской области, региональное министерство здравоохранения слышат нас, по мере возможности мы обсуждаем эти вопросы и по ряду позиций уже пришли к положительным результатам.

— Онкодиспансер — огромный многофункциональный комплекс. Но всем ли омским пациентам хватает в нём мест?

— Развитие стационарзамещающих технологий позволило нам открыть койки дневного стационара, многие пациенты получают помощь в амбулаторном режиме.

— Пациенты сами выбирают дневной стационар?

— Нет, здесь приоритет выбора у врача. Конечно, мы принимаем во внимание пожелания пациентов, потому что регион у нас большой, ряд пациентов приезжает из отдалённых районов, за сотни километров.