Владимир Щербаков: «Решение вопросов лечения онкологических заболеваний в нынешнее время во многом зависит от развития ядерной медицины» №1(72), 2015 год

— Владимир Алексеевич, расскажите, в чём суть Концепции совершенствования региональных систем оказания медицинской помощи больным онкологическими заболеваниями детского возраста в ЦФО и ПФО?

— Решение вопросов лечения онкологических заболеваний в нынешнее время во многом зависит от развития ядерной медицины. Известно, что ядерная медицина (протонная терапия) является одним из наиболее оптимальных методов радикального лечения детских онкологических заболеваний. В настоящий момент центров или учреждений, решающих задачи лечения онкологических заболеваний у детей методами ядерной медицины, в Российской Федерации нет. Поэтому ФМБА России была создана специальная рабочая группа с целью разработки указанной концепции. Впервые она была представлена два года назад на Коллегии ФМБА России. Данный проект поддержан руководителем агентства Владимиром Уйба как составная часть общей глобальной Программы развития ядерной медицины России. Главное отличие последней программы состоит в том, что она направлена в этот раз и на лечение детей. То есть раньше такой вид помощи детям в России не могли оказывать или оказывали только в условиях учреждений данного типа для взрослых.

В экспертную группу вошли онкологи-педиатры из Курской и Самарской областей, а центром её работы стала наша медсанчасть. Когда мы изучили проблему заболеваемости онкологией детского населения, то поняли, что она имеет свою специфику. Потребность в применении высокотехнологичных методов ядерной медицины здесь примерно 50 : 50. Конкретнее: 44,9 % — это гемобластозы, то есть жидкостные опухоли, и 55 % случаев заболеваний относятся к солидным опухолям, когда как раз, по нашему мнению, лучше всего применять диагностику и лечение методами ядерной медицины через ПЭТ-протонные технологии. Отсюда и прямая необходимость появления данных центров в России.

Мы пришли к выводу, что такие центры должны быть в каждом федеральном округе, а в некоторых, в зависимости от количества населения, даже два. В Европе или Америке также существует практика, что для определённой территории всегда есть один центр для детей, а остальные, учитывая специфику, приспосабливаются под оказание медицинской помощи именно детскому контингенту.

В итоге данная Концепция была поддержана коллегией ФМБА России и правительствами Самарской и Курской областей.

— Вы упомянули о заграничном опыте. Что привлекло ваше внимание при его изучении?

— Да, мы знакомились с опытом зарубежных коллег. Там провести такое лечение стоит от 30 тысяч евро. При значительных опухолевых поражениях и рецидивах болезни стоимость может достигать 75 тыс. евро. На что я обратил внимание? С первого взгляда заметно, что в их специализированных онкоцентрах много детей, даже больше, чем взрослых. Я задал вопрос, касающийся этой ситуации, зарубежным коллегам из Швейцарии и Германии, на что получил ответ: данный метод затратен по средствам, но предпочтителен их социальной политикой, сосредоточенной именно в направлении детской онкологии. Этот прагматичный факт отразился на моём отношении к вопросу выстраивания политики приоритетности. И когда мы провели анализ, то выяснилось, что в России данной группе населения — то есть детям — медицина не уделяла должного внимания с точки зрения высокотехнологичности медицинского вмешательства при солидных опухолях. Мы не говорим, что, запустив эту практику, избавим человечество от опухолей, но данная методика позволит лечить на очень высоком уровне и часто без дальнейшей инвалидизации.

Боже спаси, чтобы с этим столкнуться, но у людей должна быть уверенность, что об их детях, которые и вовсе беззащитны перед такой угрозой, побеспокоится страна, причём на таком высоком уровне.

Создавая нечто новое, хочется уйти от зависимости окружающих нас стран и лечить своих детей своими силами. При этом понимая, что на лечение за границей уходят значительные государственные траты, а также большие личные средства граждан и спонсоров.

— Но ведь в 80-х годах наша страна занимала ведущие позиции в области протонно-лучевой терапии.

— К сожалению, исследования в этой области были приостановлены. К 2004 году Россия потеряла свои позиции. Да, мы имеем три протонных центра в стране, но они немедицинского назначения. В наши дни большой толчок по ядерной медицине дал Димитровград. К концепции развития ядерной медицины я тоже имел отношение, но там мы не затрагивали такую насущную проблему как детская онкология.

— Каковы же сферы применения ядерной медицины в последней?

— К сферам применения ядерной медицины в детской онкологии относят диагностику при помощи ПЭТ (позитронно-эмиссионной томографии), адаптированной для детей. Учитывая специфику детских исследований, необходимо создание отдельных диагностических помещений специально для детей. А также терапию. Самый оптимальный лучевой метод — адронная (протонная) терапия позволяет получать лучшие дозовые распределения, благодаря чему максимум дозы доставляется к опухоли при минимальном ущербе для окружающих здоровых тканей. Уникальное сочетание ПЭТ + протон — это современный и актуальный подход к применению ядерной медицины, позволяющий одновременно решать вопросы диагностики и лучевой терапии детских онкологических заболеваний без вреда для детей.

Радует тот факт, что в недавнем прошлом по инициативе Владимира Путина был построен Федеральный научно-клинический центр детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачёва для лечения части опухолей. На вторую часть опухолей твёрдых тканей и нервной системы специализированные ядерные методики у нас не применяются. Да, для взрослых есть радиологические методы, но для детей они зачастую становятся калечащими. К слову, кто-то считает, что детские центры имеют узкую направленность, но, на мой взгляд, они могут оказывать помощь и взрослому населению.

— Каким, согласно концептуальной теории, будет первый онкологический протонный центр для российских детей?

— Это будет современное здание с новым оборудованием. Структура предполагает отделение ПЭТ-диагностики, где будет проводиться высокоспецифичная диагностика для уточнения локализации и распространённости заболевания. Количество пациентов с учётом рекомендуемого числа исследований — 1300 в год. Количество исследований в год — 5 тыс. процедур.

В составе следующего отделения лучевой терапии предусматривается использование КТ-томографа с широкой апертурой гентри, МРТ с широкой апертурой гентри и средств позиционирования и фиксации пациентов.

В третьем отделении протонной терапии будут в действии два вращающихся гентри + 1 прямой пучок с пропускной способностью 800 пациентов в год.

Данная структура предусматривает обеспечение непрерывного цикла диагностических и лечебных процедур с максимальной пропускной способностью и минимальными показателями лучевой нагрузки на здоровые ткани.

— Итак, мысль о первом центре уже запущена. Хорошо, если бы она оказалась материальной. Сделаны ли уже реальные шаги к строительству?

— 27 июля 2014 года губернатор Самарской области при встрече с президентом озвучил желание Самарской области построить данный центр. И это предложение получило его одобрение. Следующий этап — предпроектная работа. По ней планировалось очередное совещание рабочей группы на конец января текущего года. И, насколько мне известно, в области уже зарезервирована земля под строительство данного объекта. Предполагаю, что до конца 2015 года утвердится практическая реальность данного проекта.

В Московской области тоже есть планы по созданию такого центра. Но дело в том, что протонную медицинскую аппаратуру в России не создают. Поэтому одна из японских фирм-производителей готова стать инвестором и поставщиком оборудования для москвичей. То есть данные центры должны создаваться по типу государственно-частного партнёрства.

Очень хорошо, что в ЦФО и ПФО данная проблема стала решаться. Думаю, что и в других регионах будут созданы такие же условия. Главным образом, необходимо откликнуться власти на эту проблему, как это происходит у нас.

— Такая глобальная работа, которую ведёт ФМБА России, наверняка даст импульсы отечественному здравоохранению?

— Да, это стало ещё одним важным умозаключением выдвинутой концепции. Новая задача, поставленная ФМБА России по введению в строй подобного центра, также должна стимулировать к совершенствованию региональную систему здравоохранения. Речь в этом ключе идёт также и о более масштабном плане — о развитии здравоохранения федерального округа. В концепции затронуто такое понятие, как раннее выявление опухолевых процессов у детей. Это означает, что начатая работа должна подстегнуть и другие направления. Региональная система здравоохранения должна будет совершенствовать диспансеризацию детей с целью выявления ранних стадий опухолей у них.

Напомню, что ядерная медицина — это дорогостоящее спасение здоровья и жизни человека, поэтому необходимы меры по удешевлению данного метода в условиях России. В других странах данная помощь оказывается амбулаторно, и она приближена уже к созданным специализированным учреждениям. При этом протонная медицина должна вступать в действие, когда другие методы бессильны.

Совершенствуя региональную систему здравоохранения даже на примере этих двух регионов — Самарской и Курской областей мы улучшаем систему оказания специализированной медицинской помощи больным онкологическими заболеваниями детского возраста и в масштабах страны. Хочу подчеркнуть, что в решении данного наиважнейшего вопроса нужно исключить фактор централизованности. Выполняя планы по внедрению детской протонной медицины, мы не должны забывать о том, что излишне централизуя систему оказания конкретного вида помощи, мы не добьёмся успехов. Надеемся, что наша концепция станет первой, но не последней.

Насколько мне известно, на Дальнем Востоке также планируется строительство протонного центра, в Сибири в Красноярске помощь детям также приближена к специализированному лечебному учреждению. Если по России мы будем иметь достаточное количество таких центров, то практически полностью удовлетворим потребность в лечении детской онкологии в стране. Это полностью согласуется с демографической политикой и указами президента по развитию здравоохранения, а именно в том, что всю высокотехнологичную помощь мы должны оказывать у себя в стране.

— Владимир Алексеевич, из ваших уст не раз прозвучало словосочетание «дорогостоящий метод». А какова цена вопроса по строительству данного центра, учитывая к тому же непростое экономическое положение в стране?

— Возведение самого центра обойдётся в 3–4 млрд рублей. Но эту сумму мы просчитывали до экономических испытаний. Сейчас данная цифра может увеличиться до 7 млрд рублей. Примерно половину затрат готовы взять на себя инвесторы — это оборудование и пусконаладочные работы. Хочу сказать, что на нашем примере применяется кластерный способ, к работе по организации центра привлекаются и инженеры-физики, и специалисты из университетов. Курская и Самарская области являются достойным научным ядром и полностью соответствуют кластерной организации и требованиям, которые необходимы при вводе в действие учреждений повышенного уровня, в частности, протонной медицины. Существуют мнения, что эти центры должны быть сконцентрированы ближе к Москве, но мы с этим не совсем согласны, считая, что региональная система здравоохранения тоже должна развиваться. Тут также можно затронуть вопросы по удешевлению строительства — у нас земля дешевле. Все понимают, что созрели хорошие условия для решения проблемы, но думать об экономии мы тоже должны, когда это возможно.

— Вся наша беседа посвящена огромной проблеме детской онкологии, в решении которой вы принимаете прямое участие. Но вы ещё и возглавляете мощное учреждение, где работает около тысячи сотрудников.

— Да, и, несмотря на большую численность, укомплектованность средним медицинским персоналом у нас 100 %, врачебным — почти 100 %. Это говорит о том, что люди дорожат своим местом, а медсанчасть, в свою очередь, дорожит своими кадрами. Мы успешно провели модернизацию учреждения и переоснащение с учётом современных требований производственной медицины. У нас есть всё необходимое, чтобы обеспечить медицинское сопровождение сотрудников в особо вредных условиях труда. Комиссия Росатома дала высокую оценку работе нашей медсанчасти. Мы не забываем о том, что обслуживаем и население города Курчатова. Модернизировано отделение кардиологии, которое в полной мере направлено на всеобщую задачу по борьбе с инфарктами миокарда и другими сердечно-сосудистыми заболеваниями. Также модернизировано отделение приёмного покоя, травматологии, неврологии. При поддержке агентства заметно улучшена работа скорой медицинской помощи.

Но если прислушаться к мнениям, звучащим из коллектива, то вижу, что сотрудники довольны той работой, которая проведена за эти годы. А более объективную оценку может дать нам только наше ведомство.

— Владимир Алексеевич, вы стали экспертом в области внедрения ядерной медицины. Если учитывать, что это направление только приобретает масштаб, то такие специалисты на вес золота в нашей стране. Как вы пришли в эту сложную область знаний?

— Около пятнадцати лет я занимаюсь вопросами ядерной медицины. Итогом последних лет и стало моё участие в разработке глобальной концепции развития ядерной медицины в нашей стране. Мой путь в медицинскую науку начался с Куйбышевского медицинского института имени Ульянова, потом была клиническая ординатура по специальности «Отоларингология». Моим первым наставником стал заведующий кафедрой академик Игорь Борисович Солдатов. Впоследствии моим учителем была профессор, заслуженный врач РФ Нина Степановна Храппо. Под началом этих людей и состоялся мой научный путь в медицине, защита кандидатской диссертации. Нина Степановна и в последующем была моим научным спутником. А проводником в области организации ядерной медицины стал для меня ныне действующий академик Геннадий Петрович Котельников, ректор Самарского медицинского университета. В моём становлении и как врача, и как учёного эти люди сыграли наиглавнейшую роль. Они же мои духовные руководители.

— Между слов слышу, что духовность — это частичка вашего мироощущения?

— Да, и не только моя, но и всего коллектива. Дело в том, что в течение двух лет на территории медсанчасти строится собственный храм на народные средства. Это было полностью инициативой сотрудников медсанчасти.

Моё внутреннее желание сейчас связано с тем, что я хочу модернизировать свой ум и ум своих коллег, в некоторой степени обращая наше воззрение в прошлое. Это не фантазия и не громкие слова. Но я хотел бы, чтобы наши врачи не забывали об истоках медицины и о таком понятии как деонтология, вспомнили о том, как работали земские врачи, когда перед лечащим был больной, а не техника. Мы строим церковь не только для того, чтобы увековечить память святого хирурга и во славу Богу, но и для того, чтобы наша профессия приблизилась к духовному началу. То есть мы будем стараться работать так, чтобы о враче МСЧ № 125, независимо от того, какой он чин занимает, говорили как о сопереживающем и чувствующем чужую боль человеке.

P. S. Во время беседы Владимир Алексеевич прочёл мне текст с памятной таблички в честь начала строительства храма при медсанчасти. Вот несколько слов: «Во Имя Отца и Сына и Святого Духа основывается сия Церковь в праздник собора архистратига Божьего Михаила и прочих небесных сил при участии сотрудников и руководителя МСЧ № 125 В. Щербакова и руководителя ФМБА России 

В. Уйба, при Патриархе Московском и всея Руси Кирилле и митрополите курском Германе. Церковь будет в честь святителя Луки Крымского. Он был врачевателем, хирургом, жил он и творил в том числе и на курской земле». Хочется лишь добавить, чтобы небесные силы, упоминаемые в этом тексте, были рядом с этими людьми, когда они выполняют благое дело, спасая человеческие жизни и здоровье, а в этом контексте — и детей!