Почти сто лет на службе у Психеи №3(46), 2010 год

— В Институте психиатрии нас, молодых врачей, учили «читать» по больному, — рассказывает Людмила Олеговна. — Психиатрия — очень непростая и интересная отрасль медицины. Наши пациенты беспомощны, поэтому врач-психиатр обязан быть очень доброжелательным. Точно так же я убеждена, что недобрый человек не должен печь хлеб, который недаром называют «жито», от слова «жить». Если оглянуться назад, то увидим, как много произошло перемен. В качестве клинической дисциплины психиатрия появилась на рубеже XVIII– XIX вв. В те времена участь больных была печальна. Их держали, в лучшем случае, в монастырях, а нередко — в тюрьмах, заковывая в цепи. Лишь великий французский врач-психиатр Филипп Пинель создал элементарные условия, необходимые для лечения психозов, объяснил современникам, что это — болезнь. Исторический факт: когда в Германии в годы фашизма проводилась генеральная чистка нации и уничтожались умалишённые, с больными погибли врачи, не пожелавшие предать своих пациентов в руки палачей. Каким бы человек ни родился, он же в этом не виноват. Я постигала тонкости психиатрии, работая под руководством академика А.В. Снежневского, российского психиатра, основателя одной из научных школ, бывшего директором Центра психического здоровья. Пациенты не придут к врачу, работающему формально, хотя бы он и был эрудитом. Андрей Владимирович говорил, что психиатрия поднялась на новую высоту — вышла из стационара, объединившись с общей медицинской практикой. Сейчас созданы кафедры психосоматической медицины. Этим направлением занимаются ведущие учёные и клиницисты с мировым именем.

На мой вопрос, как защищает она своё внутреннее пространство, общаясь с пациентами, Людмила Олеговна приподняла удивлённо брови: «Этого делать ни в коем случае нельзя. Психиатр или психотерапевт, который защищается, никогда не поможет своему больному. Если не понимать, не сочувствовать, результата не получишь. Слово „ сочувствие“ — однокоренное со словом „ чувство“, поэтому, чтобы приблизить исцеление, и врач, и больной должны объединиться, воедино пережить тревожные эпизоды жизни страждущего и найти выход из нравственного тупика. Важно не только определить синдром, но, прежде всего, понять человека, объяснить его состояние. Психотерапия немыслима без искреннего соучастия врача в судьбе больного. Я люблю практическую работу, поэтому все мои научные работы посвящены этой теме».

Многие пациенты, не только москвичи, но и жители других городов и даже республик, приходят на приём, узнав о докторе Л.О. Сударевой из самого надёжного источника, которое именуется в народе «сарафанное радио»: советуют друзья и знакомые, которые воскресли для новой жизни, без страхов, депрессии, болезненных аффектов.

Работая в ЦМСЧ № 165 ФМБА России, Людмила Олеговна занимается различными аффективными расстройствами, от реактивно-невротических до эндогенных нарушений, нередко с соматоформными проявлениями, так называемыми психосоматическими состояниями. Нередко человек жалуется на стойкое физическое недомогание, которое вызвано психологическим стрессом, — в таком случае помощь психотерапевта ему необходима.

— Я работаю часто как вспомогательный врач, — продолжает Людмила Олеговна. — В моём деле нет анамнеза жизни отдельно от анамнеза болезни. Часто человек ещё не понимает, что началась болезнь, а специалист, анализируя в ретроспективе жизненные события, в состоянии понять и определить точку отсчёта. При общении с пациентом важно не впадать в формализм. Я надеваю белый халат в поликлинике, потому что так принято, хотя эта форма одежды отгораживает врача от больного. Пациенты стали смелее приходить к психиатрам. Ушло неверное представление, что обращение в психоневрологический диспансер негативно влияет на социальный статус человека. Я лечу эндогенных больных, которые в силу своей ригидности не могут адаптироваться к социуму. Объясняю своим пациентам, в чём суть их заболевания. По рекомендациям ВОЗ, пациентам необходимо объяснять механизм возникновения и течения любых психопатологических состояний. Привожу в качестве примера диабет, который вызван нехваткой веществ, разлагающих сахара. А у моих пациентов — нехватка в организме нейромедиаторов: серотонина, норадреналина и других. Кстати, огромную роль в обеспечении оптимистического настроя играет серотонин, на уровень его содержания в организме можно влиять с помощью диеты, физических упражнений, изменения ритма и глубины дыхания, не говоря уже о лекарственных препаратах. Объясняю человеку его состояние и действие лекарств — и вижу, что он буквально на глазах распрямляется. В наши дни стремительно развивается психофармакология, созданы хорошие антидепрессанты, не дающие тяжёлых побочных эффектов. С помощью приёмов психологической коррекции и фармакопеи мне удаётся успешно снимать фобии, среди которых сегодня весьма распространена боязнь замкнутого пространства: люди страшатся спускаться в метро. Справляемся мы и с другими ситуациями. Я никогда не работаю с усреднёнными дозами, каждому подбираю индивидуальные, учитывая сочетаемость химиотерапии с психосоматическим состоянием пациента. Ко мне приходят люди, у которых много назначений от других специалистов. Лекарственные взаимодействия — весьма значимый параметр в лечении больных.

— В чём-то наши профессии схожи, — озадачила меня Людмила Олеговна. — Я провожу обследование в виде интервью. Надо понять человека, выяснить нюансы его состояния. Многие пациенты пренебрегают деталями. Моя задача — из совокупности «мелочей» создать верную картину заболевания, поставить диагноз и назначить адекватное лечение. Вспоминаю пациентку, которая показалась мне чересчур бледной. Выяснилось, что накануне она не спала всю ночь, пытаясь справиться с сильной физической болью. Это меня насторожило не столько как психиатра, но как врача общей практики. С трудом уговорила её обратиться к терапевту. Оказалось, что у неё симптомы прободной язвы, и медлить было нельзя. Иными словами, врач должен обращать внимание на совокупность всех симптомов, независимо от своего профиля. Возможности психиатрии — не только в купировании психозов. Правильное лечение меняет качество жизни пациента. Мы не всегда можем вернуть человеку здоровье, но благодаря психофармакологии, которая развивается столь же стремительно, как и кардиофармакология, люди живут нормальной жизнью, становятся абсолютно адекватными, особенно это касается депрессивных, реактивных пациентов, находящихся в пограничных состояниях.

— Индивидуального прогноза возникновения и развития психических заболеваний нет. Отсутствуют предикторы, нет для души фонендоскопа, — сказала Людмила Олеговна, отвечая на мой вопрос, есть ли в её практике обратимые процессы. — Можно приблизить и продлить ремиссию. Я всегда пре­дупреждаю больных: не надо отчаиваться, если происходят колебания в психическом состоянии. Если хорошо пролечен предыдущий приступ, то амплитуда последующего колебания будет не такой широкой. Более половины пациентов поликлиник общего типа нуждаются во враче моего профиля. Часто хронические соматические заболевания вызывают психические отклонения. И только врач-психотерапевт, объединившись с другими специалистами, может помочь пациенту. Я часто говорю, что поликлиника мало чем отличается от симфонического оркестра: если один фальшивит — музыка не зазвучит, не возникнет гармонии.